Кто начинал маркером в бильярдной, учился во ВХУТЕМАСе, а стал поэтом?

В сегодняшнем цикле «Антология отечественной поэзии» мы познакомимся с человеком, который пробивался в литературу через беды и лишения, стал глашатаем комсомольской поэзии и не дожил менее полугода до Великой Победы. На днях мы отметили 105-ю годовщину со дня его рождения, но судьбой ему было отмерено прожить менее 42 лет. Речь идет об Иосифе Уткине, чьи стихи были очень популярны в довоенные годы. Хотя с высоты сегодняшнего времени их нельзя назвать идеальными или совершенными. А вообще, его творчество нужно либо любить, либо отложить раз и навсегда в сторону…

… Иосиф появился на свет 14 мая (по некоторым данным на день позже) 1903 года, в семье Павла Уткина, железнодорожного служащего Китайской восточной дороги. Впрочем, в стране великих мудрецов и Великой стены он задержался недолго, родители переехали в Иркутск. Здесь Иосиф пошел в первый класс трехлетней школы, потом поступил в четырехлетнее реальное училище, но его обучение закончилось уже через год: отец ушел к другой женщине, а главным помощником матери стал подрастающий сын. Кем он только не работал в эти годы: и маркёром в бильярдном клубе, и газеты продавал, трудился на кожевенном заводе. А потом — революция, борьба с колчаковцами, хождение как по лезвию бритвы между жизнью и смертью, голод, непосильный труд, но страсть и вера в глазах. Вера в то, что рабоче-крестьянское государство — будущий рай на земле. И за него не страшно отдать самое дорогое — жизнь. Как делали его друзья-комсомольцы.

На стременах он тверже, пожалуй. Ишь, как криво под валенком пол! До Саянов, Как раз от Урала, На кобыле Хромой пришел.

Вот сейчас — шестьдесят отчёкал. Если нужно — Не слезет сто. Весь продрог, Отморозил щеки, Отморозил — И хоть бы што!

А от пашни не больше году, И тогда никто не ждал, Он сказал отцу: «За слободу Хочь умру… «- И коня оседлал.

И теперь, не моргнувши глазом, Полетит даже против скал. Он за год Уж четыре раза Перевязку в крови таскал…

Вот сейчас — шестьдесят отчёкал. Если нужно — Не слезет сто. Весь продрог, Отморозил щеки, Отморозил — И хоть бы што!

Хорошо б Дремануть немножко! Хорошо б Курнуть с пути! И двойную собачью ножку Закосневшей рукой скрутил…

Это начало стихотворения «Партизан», написанного Иосифом в канун своего 20-летия, в 1923 году. А дальше работа в местной иркутской печати, немного наивные сатирические стихи, подписанные не менее смешно — Утя, и, наконец, поездка в Москву, где учебу в Институте журналистики он совмещал с занятиями во ВХУТЕМАСе — Высших Художественно-Технических Мастерских. И поэзия, преодолевшая за два года невероятную дистанцию, равную расстоянию от Иркутска до Москвы. Вот стихотворение первого московского периода, относящееся к 1925 году.

ВЕТЕР

Старый дом мой — Просто рухлядь. Всё тревожит — Каждый писк. Слышу, ветер в мягких туфлях Тронул старческий карниз.

Как влюбленный, аккуратен Милый друг! К исходу дня, В мягких туфлях и в халате, Он бывает у меня.

Верен ветер дружбе давней. Но всегда в его приход Постоит у дряхлых ставней И, вздыхая, Повернет.

Я не знаю, чем он мучим, Только вижу: Всё смелей Он слоняется, задумчив, Длинной хитростью аллей.

И когда он, чуть печален, Распахнулся на ходу, То поспешно зашептались Сучья с листьями в саду…

Я опутал шею шарфом, Вышел… он уже готов! Он настраивает арфу Телеграфных проводов…

Неужели Москва так повлияла? Скорее всего, не только она сама, но и окружение: педагоги, учителя, талантливые товарищи, которых стремился «облететь на повороте» его Пегас… Первый, второй, третий все более уверенный шаг, рождение поэмы «Повесть о рыжем Мотэле», ее громкая читка во ВХУТЕМАСе, шквал аплодисментов, восторженные глаза девчонок: «Товарищ, как вам это удалось?» И даже пародия Маяковского на «Ветер» —

Кружит, вьется ветер старый, Он влюблен, готов, Он играет на гитаре Телеграфных проводов.

Месяц выкруглил колени Из-под юбки облаков…

не становится шлагбаумом на пути дальнейшего постижения поэзии. И вот уже 1933 год, 30-летие, легкость в стихах необыкновенная, кажется, они сами ложатся на музыку:

ПЕСЕНКА

Подари мне на прощанье Пару милых пустяков: Папирос хороших, чайник, Томик пушкинских стихов…

Жизнь армейца не балует, Что ты там ни говори!.. Я б хотел и поцелуи Захватить, как сухари.

Может, очень заскучаю, Так вот было бы в пути И приятно вместо чаю Губы теплые найти.

Или свалит смерть под дубом. Все равно приятно, чтоб Отогрели твои губы Холодеющий мой лоб.

Подари… авось случайно Пощадят еще в бою, Я тогда тебе и чайник, И любовь верну свою!

И пусть вокруг кипят страсти, кто-то называет его поэзию мелкобуржуазной (от этого до доноса в органы — рукой подать), пусть рушатся какие-то иллюзии, что он талантливый, гениальный, он далек от любых направлений в поэзии и сам пашет свою борозду. И пропахал до того, что готов бросить перчатку Петру Вяземскому:

ТРОЙКА Тройка мчится, тройка скачет… П. Вяземский

Мчится тройка, скачет тройка, Колокольчик под дугой Разговаривает бойко. Светит месяц молодой.

В кошеве широкой тесно; Как на свадьбе, топоча, Размахнулась, ходит песня От плеча и до плеча!

Гармонист и запевала Держит песню на ремне, Эта песня побывала И в станице и в Кремле.

Ветер по снегу елозит: Закружит — и следу нет, Но глубокие полозья Оставляют в сердце след.

Как он близок, как понятен, Как народ к нему привык, Звонких песен, ярких пятен Выразительный язык!

Мчится тройка, смех игривый По обочинам меча. Пламенеет в конских гривах Яркий праздник кумача.

Кто навстречу: волк ли, камень? Что косится, как дурной, Половецкими белками Чистокровный коренной?

Нет, не время нынче волку! И, не тронув свежий наст, Волк уходит втихомолку, Русской песни сторонясь.

А она летит, лихая, В белоснежные края, Замирая, затихая, Будто молодость моя…

Но над Родиной нависла опасность, враг топчет нашу землю, убивает наших детей, стариков и женщин, и поэзия, при кажущейся легкости, будит в сердцах ненависть к врагу:

Я видел девочку убитую, Цветы стояли у стола. С глазами, навсегда закрытыми, Казалось, девочка спала.

И сон ее, казалось, тонок, И вся она напряжена, Как будто что-то ждал ребенок… Спроси, чего ждала она?

Она ждала, товарищ, вести, Тобою вырванной в бою, — О страшной, беспощадной мести За смерть невинную свою!

Это уже 1941 год. Дальше — фронт, тяжелое ранение, ампутация четырех пальцев на правой руке. Казалось бы, все, война на этом должна закончиться, по меньшей мере, для него. Он добивается отправки на фронт, заявляя, что его главное оружие — это слово. А сидя в тылу, подвиг советского народа не опишешь…

Летом 1944 вышел последний сборник Иосифа Уткина — «О родине, о дружбе, о любви». Эту маленькую книжицу, помещавшуюся в кармане гимнастерки, солдаты носили и во время войны, читая на привалах, и после нее… А самого поэта уже не было в живых: 13 ноября 1944 года самолет, в котором он возвращался в Москву с западного фронта, разбился…

А 13 ноября 1944 трагически и нелепо оборвалась его жизнь. Возвращаясь с Западного фронта, Уткин погиб в авиакатастрофе, случившейся совсем неподалёку от Москвы. И остались строки, которые так любили повторять фронтовики:

Если я не вернусь, дорогая, Нежным письмам твоим не внемля, Не подумай, что это — другая. Это значит… сырая земля.